|
ПОВЕСТЬ О ТОМ КАК ПОССОРИЛСЯ
ИВАН ИВАНОВИЧ С ИВАНОМ НИКИФОРОВИЧЕМ
Главы:
1,
2,
3,
4,
5,
6,
7
Глава 5
В КОТОРОЙ ИЗЛАГАЕТСЯ СОВЕЩАНИЕ ДВУХ ПОЧЕТНЫХ В МИРГОРОДЕ ОСОБ
Как только Иван Иванович управился в своем хозяйстве и вышел, по
обыкновению, полежать под навесом, как, к несказанному удивлению своему,
увидел что-то красневшее в калитке. Это был красный обшлаг городничего,
который, равномерно как и воротник его, получил политуру и по краям
превращался в лакированную кожу. Иван Иванович подумал про себя:
"Недурно, что пришел Петр Федорович поговорить", - но очень удивился,
увидя, что городничий шел чрезвычайно скоро и размахивал руками, что
случалось с ним, по обыкновению, весьма редко. На мундире у городничего
посажено было восемь пуговиц, девятая как оторвалась во время процессии
при освящении храма назад тому два года, так до сих пор десятские не
могут отыскать, хотя городничий при ежедневных рапортах, которые отдают
ему квартальные надзиратели, всегда спрашивает, нашлась ли пуговица. Эти
восемь пуговиц были насажены у него таким образом, как бабы садят бобы;
одна направо, другая налево. Левая нога была у него прострелена в
последней кампании, и потому он, прихрамывая, закидывал ею так далеко в
сторону, что разрушал этим почти весь труд правой ноги. Чем быстрее
действовал городничий своею пехотою, тем менее она подвигалась вперед. И
потому, покамест дошел городничий к навесу, Иван Иванович имел довольно
времени теряться в догадках, отчего городничий так скоро размахивал
руками. Тем более это его занимало, что дело казалось необыкновенной
важности, ибо при нем была даже новая шпага.
- Здравствуйте, Петр Федорович! - вскричал Иван Иванович, который, как
уже сказано, был очень любопытен и никак не мог удержать своего
нетерпения при виде, как городничий брал приступом крыльцо, но все еще
не поднимал глаз своих вверх и ссорился с своею пехотою, которая никаким
образом не могла с одного размаху взойти на ступеньку.
- Доброго дня желаю любезному другу и благодетелю Ивану Ивановичу!
отвечал городничий.
- Милости прошу садиться. Вы, как я вижу, устали, потому что ваша
раненая нога мешает...
- Моя нога! - вскрикнул городничий, бросив на Ивана Ивановича один из
тех взглядов, какие бросает великан на пигмея, ученый педант на
танцевального учителя. При этом он вытянул свою ногу и топнул ею об пол.
Эта храбрость, однако ж, ему дорого стоила, потому что весь корпус его
покачнулся и нос клюнул перила; но мудрый блюститель порядка, чтоб не
подать никакого вида, тотчас оправился и полез в карман, как будто бы с
тем, чтобы достать табакерку. - Я вам доложу о себе, любезнейший друг и
благодетель Иван Иванович, что я делывал на веку своем не такие походы.
Да, серьезно, делывал. Например, во время кампании тысяча восемьсот
седьмого года... Ах, я вам расскажу, каким манером я перелез через забор
к одной хорошенькой немке. - При этом городничий зажмурил один глаз и
сделал бесовски плутовскую улыбку.
- Где ж вы бывали сегодня? - спросил Иван Иванович, желая прервать
городничего и скорее навести его на причину посещения; ему бы очень
хотелось спросить, что такое намерен объявить городничий; но тонкое
познание света представляло ему всю неприличность такого вопроса, и Иван
Иванович должен был скрепиться и ожидать разгадки, между тем как сердце
его колотилось с необыкновенною силою.
- А позвольте, я вам расскажу, где был я, - отвечал городничий.
Во-первых, доложу вам, что сегодня отличное время...
При последних словах Иван Иванович почти что не умер.
- Но позвольте, - продолжал городничий. - Я пришел сегодня к вам по
одному весьма важному делу. - Тут лицо городничего и осанка приняли то
же самое озабоченное положение, с которым брал он приступом крыльцо.
Иван Иванович ожил и трепетал, как в лихорадке, не замедливши, по
обыкновению своему, сделать вопрос:
- Какое же оно важное? разве оно важное?
- Вот извольте видеть: прежде всего осмелюсь доложить вам, любезный друг
и благодетель Иван Иванович, что вы... с моей стороны, я, извольте
видеть, я ничего; но виды правительства, виды правительства этого
требуют: вы нарушили порядок благочиния!..
- Что это вы говорите, Петр Федорович? Я ничего не понимаю.
- Помилуйте, Иван Иванович! Как вы ничего не понимаете? Ваша собственная
животина утащила очень важную казенную бумагу, и вы еще говорите после
этого, что ничего не понимаете!
- Какая животина?
- С позволения сказать, ваша собственная бурая свинья.
- А я чем виноват? Зачем судейский сторож отворяет двери!
- Но, Иван Иванович, ваше собственное животное - стало быть, вы
виноваты.
- Покорно благодарю вас за то, что с свиньею меня равняете.
- Вот уж этого я не говорил, Иван Иванович! Ей-богу, не говорил!
Извольте рассудить по чистой совести сами: вам, без всякого сомнения
известно, что, согласно с видами начальства, запрещено в городе, тем же
паче в главных градских улицах, прогуливаться нечистым животным.
Согласитесь сами, что это дело запрещенное.
- Бог знает что это вы говорите! Большая важность, что свинья вышла на
улицу!
- Позвольте вам доложить, позвольте, позвольте, Иван Иванович, это
совершенно невозможно. Что ж делать? Начальство хочет - мы должны
повиноваться. Не спорю, забегают иногда на улицу и даже на площадь куры
и гуси, - заметьте себе: куры и гуси; но свиней и козлов я еще в прошлом
году дал предписание не впускать на публичные площади. Которое
предписание тогда же приказал прочитать изустно, в собрании, пред целым
народом.
- Нет, Петр Федорович, я здесь ничего не вижу, как только то, что вы
всячески стараетесь обижать меня.
- Вот этого-то не можете сказать, любезнейший друг и благодетель, чтобы
я старался обижать. Вспомните сами: я не сказал вам ни одного слова
прошлый год, когда вы выстроили крышу целым аршином выше установленной
меры. Напротив, я показал вид, как будто совершенно этого не заметил.
Верьте, любезнейший друг, что и теперь бы я совершенно, так сказать...
но мой долг, словом, обязанность требует смотреть за чистотою. Посудите
сами, когда вдруг на главной улице...
- Уж хороши ваши главные улицы! Туда всякая баба идет выбросить то, что
ей не нужно.
- Позвольте вам доложить, Иван Иванович, что вы сами обижаете меня!
Правда, это случается иногда, но по большей части только под забором,
сараями или коморами; но чтоб на главной улице, на площадь втесалась
супоросная свинья, это такое дело...
- Что ж такое, Петр Федорович! Ведь свинья творение божие!
- Согласен! Это всему свету известно, что вы человек ученый, знаете
науки и прочие разные предметы. Конечно, я наукам не обучался никаким:
скорописному письму я начал учиться на тридцатом году своей жизни. Ведь
я, как вам известно, из рядовых.
- Гм! - сказал Иван Иванович.
- Да, - продолжал городничий, - в тысяча восемьсот первом году я
находился в сорок втором егерском полку в четвертой роте поручиком.
Ротный командир у нас был, если изволите знать, капитан Еремеев. - При
этом городничий запустил свои пальцы в табакерку, которую Иван Иванович
держал открытою и переминал табак.
Иван Иванович отвечал:
- Гм!
- Но мой долг, - продолжал городничий, - есть повиноваться требованиям
правительства. Знаете ли вы, Иван Иванович, что похитивший в суде
казенную бумагу подвергается, наравне со всяким другим преступлением,
уголовному суду?
- Так знаю, что, если хотите, и вас научу. Так говорится о людях,
например если бы вы украли бумагу; но свинья животное, творение божие!
- Все так, но закон говорит: "виновный в похищении..." Прошу вас
прислушаться внимательно: виновный! Здесь не означается ни рода, ни
пола, ни звания, - стало быть, и животное может быть виновно. Воля ваша,
а животное прежде произнесения приговора к наказанию должно быть
представлено в полицию как нарушитель порядка.
- Нет, Петр Федорович! - возразил хладнокровно Иван Иванович. - Этого-то
не будет!
- Как вы хотите, только я должен следовать предписаниям начальства.
- Что ж вы стращаете меня? Верно, хотите прислать за нею безрукого
солдата? Я прикажу дворовой бабе его кочергой выпроводить. Ему последнюю
руку переломят.
- Я не смею с вами спорить. В таком случае, если вы не хотите
представить ее в полицию, то пользуйтесь ею, как вам угодно: заколите,
когда желаете, ее к рождеству и наделайте из нее окороков, или так
съедите. Только я бы у вас попросил, если будете делать колбасы,
пришлите мне парочку тех, которые у вас так искусно делает Гапка из
свиной крови и сала. Моя Аграфена Трофимовна очень их любит.
- Колбас, извольте, пришлю парочку.
- Очень вам буду благодарен, любезный друг и благодетель. Теперь
позвольте вам сказать еще одно слово: я имею поручение, как от судьи,
так равно и от всех наших знакомых, так сказать, примирить вас с
приятелем вашим, Иваном Никифоровичем.
- Как! с невежею? чтобы я примирился с этим грубияном ? Никогда! Не
будет этого, не будет! - Иван Иванович был в чрезвычайно решительном
состоянии.
- Как вы себе хотите, - отвечал городничий, угощая обе ноздри табаком. -
Я сам не смею советовать; однако ж позвольте доложить: вот вы теперь в
ссоре, а как помиритесь...
Но Иван Иванович начал говорить о ловле перепелов, что обыкновенно
случалось, когда он хотел замять речь.
Итак, городничий, не получив никакого успеха, должен был отправиться
восвояси.
читать далее |